Сибирский кавалер [сборник] - Борис Климычев

— Мало того, что мы в норах, как кроты, живем, так ночью из болота драконы вылезают! — пожаловался Ван Суслонов.

— Верно говорит! — подтвердил Петр Григорьев. — Какая-то тварь в тех болотных зарослях выныривает иногда. Тулово толстое, а голова небольшая на тонкой длинной шее.

— Хорошо! — сказал Девильнев. — У нас будет время познакомиться с этими драконами. А пока нам надо выполнить указ матушки императрицы. Вы знаете, что Александр Васильевич Суворов при Рымнике нанес поражение турецкому визирю и получил звание граф Суворов-Рымникский. А в Чесменской битве с турками в прошлом году граф Алексей Григорьевич Орлов стал Орловым-Чесменским. Одновременно граф Румянцев стал Задунайским, с семнадцатью тысячами солдат разбив при реке Кагуле сто пятьдесят тысяч турок.

Я изучал историю России, когда раны уложили меня в постель. История эта меня много отвлекала от боли. Борьба со шведами, с османами. Выход к теплым морям. Екатерина Великая имеет мечту освободить Константинополь. После Кучук-Кайнарджи планы близятся к исполнению! Кстати, мой дядюшка маркиз де Вильнев, будучи послом Франции в Турции, много способствовал составлению сего мирного договора. За что и получил от государыни орден Андрея Первозванного!

По случаю победы росского оружия в Крыму должно устроить в Томске пушечную пальбу и потешные огни! Ван Суслонов как уроженец китайский должен знать искусство пущать потешные огни в небеса. Чтобы в ночном небе огненные колеса крутились и имя самой матушки императрицы в самое небо было вписано!

Петр Григорьев сказал:

— Как бы от этих потешных огней иные огни не затеялись! Тогда уж не только Вану Суслонову, но и всем томичам придется в глиняных норах ночевать.

— Сия кампания будет проведена под строгим надзором ландмилицких солдат и казаков! — пообещал Девильнев. — Кого еще знаешь, ты, Иван, умельцев, умеющих делать потешные огни?

— Кынсон может! — сказал Ван Суслонов. — И пусть нам дадут в подчинение с десяток китайских пленных по моему выбору. И дадут селитру, порох, бумагу, и все, что попросим. И через два дня мы будем готовы позабавить город.

— Хорошо! — согласился Девильнев. — Но смотри, ежели что будет не так, то я прикажу тебя самого зарядить в пушку и пустить в небеса как огненную шутиху! Понял? Город сей особенный. Много деревянных домов, кругом леса. Нужна осторожность. А Кынсон — соглядатай вражеский. Ты мне за него головой отвечаешь.

— Вместе с Кынсоном у нас будет три головы! — отвечал Ван Суслонов. — Я свое дело знаю, да и Кынсону не с чего озоровать. Он в Томске вместе с Мартыном Белым колдовством и гаданием пробавляется, толстеет что ни день. От хорошей жизни не озоруют!

В это утро было у коменданта еще много важных томичей с докладами, просьбами, пожеланиями. Затем Девильнев приказал заложить карету и отправился в сопровождении Григорьева, Плаутина, Шегереша и двух верных казаков осматривать город. Подъехали к реке Ушайке, вылезли из коляски, Томас разглядывал оба берега реки, размышляя о том, где лучше поставить большой магистратский мост. Речка извилиста, красива, в лугах и рощах течет. Хорошо бы сделать в живописных местах множество прочных изящных деревянных мостков, вроде тех, которые строят в Провансе. У мостов пусть будут черно-белые полосатые будки со стражей.

Переехали через реку и поднялись на Юртошную гору. Поразил красотой собора и крепостных стен мужской монастырь. Тут неподалеку на плаце томского батальона играли барабаны. Здесь забривали рекрутов. Русые кудри падали к ногам чернявого еврейского парикмахера. Петр Григорьев сказал:

— Вишь, как чертова деревня испугалась? Рекрута обделаться от страха готовы. Их переписывают и потом отправляют на кораблях в Тобольск. А уж там при помощи сержантских палок из них добрых мужиков сделают. От шпицрутенов и муштры хоть к черту в пекло попрешь!..

С гор неслись речки и огромные ручьи, вырывшие в глине глубокие каньоны. Все они впадали в полноводную реку Ушайку, та, в свою очередь, впадала в великую реку Томь. Вербы и калины в изобилии росли по берегам ручьев, диковинные цветы бежали по полянам. Галечные острова на реке перемежались островами травянистыми или песчаными.

Томас, раздвигая ветви, вышел на поляну, голубевшую, как небо, цветами. И вдруг увидел девушку, собиравшую букет. Она оглянулась, и он узнал… Палашку! Он понимал, что ошибся. Столько лет прошло! Палашка, если она жива, теперь — старуха. Миражи, миражи! Он протер глаза. Девушки на поляне уже не было. И вдруг он ощутил на себе чей-то пристальный взгляд. Мужское лицо, заросшее седым волосом, с грозно сведенными бровями померещилось ему в зарослях шиповника и боярки. Он невольно ухватился за шпагу. Шагнул к кустам. Но там никого не было. Девильнев вернулся к своим спутникам.

— Нравится вам здешняя природа? — спросил Плаутин. — Летом здесь приятно. Очень много цветов, ягод, целебных трав. Сибирь всем этим безмерно богата. И простор. Никто не толкает локтем…

17. ПРОШЛОЕ ВСЕГДА С НАМИ

Девильнев не знал, что во время его прогулки по Томску само прошлое заглянуло ему в лицо. Одна из монашек женского Христорождественского монастыря увидела компанию господ на поляне, невольно взглянула на них. При этом она запнулась о кочку, чуть не выронив корзину с красной смородиной. Её взор остановился на Девильневе. Лицо её было обрамлено седыми волосами, но большие глаза её смотрели молодо и живо. Еще раз внимательно взглянув на полковника, она потупила взор, поправила шаль и пошла своей дорогой. Она шла неторопливо. Но мысли ее неслись быстрее почтовых голубей. Да, конечно, это был тот француз, который когда-то гостил у Пьера Жевахова. Он еще пытался ухаживать за ней. Просил её петь. И она пела. Как давно это было! Как много горя она узнала с тех пор! И француз изменился. Возмужал. Поседел. В чинах. И красив по-прежнему. Она уже слышала весть, что комендантом Томска назначили какого-то француза, но не думала, что это будет именно тот, который был другом её барина.

Ах, Пьер! Что ты наделал? Палашка вспомнила опять Ивановский монастырь, где она стала Евфимией. Странные радости на тайных собраниях. Жизнь в дурмане любви и молений. Она как бы вновь ощутила объятия её монастырского кумира Федьки-Досифеи. Он учил своих ко всем службам ходить в православную церковь. Все должны казаться истинными православными христианами. И это им позволит втайне предаваться хлыстовству.

Вспомнились Евфимии особенно яростные праздничные радения на Ивана Купалу. Сколько ей выпадало радости на летнее солнцестояние. Радения начинались в полночь и длились до шести утра. И все это время она была в близости со своим земным солнцем. Но все-таки счастье в монастырских подземельях оказалось недолгим. Хмырь, предатель, упырь, каин! Он нарядился монахом. В кельях штукатурку обновлял. Вызнал, вынюхал! Штукатур! Ах, как страшно было, как гадко! Как вспомнишь, словно теркой по живому телу ведут!